Под чужим именем [Сборник litres] - Виктор Семенович Михайлов

class="p1">— Вот и хорошо, идите, я вас жду.

Девушка быстро вышла и уже через несколько минут вернулась с личным делом Гуляева.

— На всякий случай, Шура, напечатайте выписку из приказа о премировании Гуляева и вложите ее в личное дело, — распорядился Никитин.

Девушка вышла из кабинета, а Никитин с большим интересом раскрыл папку и прочел автобиографию Гуляева:

«Я, Сергей Иванович Гуляев, родился в 1895 году в селе Всесвяты Смоленской губернии, в семье крестьянина-бедняка. Мой отец Иван Акимович Гуляев долгое время батрачил у богатых хозяев и только после Октябрьской революции работал на своей земле, а потом в колхозе “Красный пахарь”; умер в 1932 году от брюшного тифа. Я кончил приходскую четырехклассную школу, помогал отцу, а в 1915 году был призван на действительную службу в царскую армию.

Воевал до самой Октябрьской революция, был ранен, награжден Георгием четвертой степени.

Всю Гражданскую войну я служил в 41-м полевом батальоне, был ранен, демобилизовался и в двадцать первом году вернулся в родную деревню.

В деревне…»

Здесь неожиданно чтение биографии прервал Вербов, который вошел в кабинет, даже не постучавшись.

— Простите, Степан Федорович, — извинился он, — я думал, что вас нет. Вам больше не нужна материальная картотека?

— Нет, пожалуйста, — ответил Никитин.

Скользнув любопытным взглядом по лежащей на столе папке, которую успел Никитин захлопнуть, и захватив картотеку, Евгений Николаевич вышел.

«Неужели Шура не предупредила Вербова, что я занят?» — с недоумением подумал Никитин и заглянул в приемную, но Шуры не было.

Просматривая личное дело Гуляева, переписывая для себя кое-что из основных анкетных данных его, Никитин наткнулся на интересную бумажку.

Всесвятский сельсовет, отвечая на запрос отдела кадров, в 1945 году 16 августа писал:

«В ответ на ваш запрос от 25-го июля 1945 года за № 734 сообщаю вам, что архив сельсовета сгорел в 1942 году, я человек здесь новый, поэтому никаких сведений о Гуляеве Сергее Ивановиче сообщить вам не могу, знаю только, что семья его была зверски убита фашистскими карателями.

Секретарь Всесвятского сельсовета

Иван Каляев».

Этот ответ Всесвятского сельсовета, очевидно, вполне удовлетворил начальника отдела кадров, так как и те краткие сведения, которые сообщались в этом ответе, сходились с автобиографией Гуляева. Бумажка не была подшита к делу, а просто лежала в числе других документов и приказов личного дела.

Никитин подколол ее к снятой им копии с автобиографии и вернул папку Шуре.

Сегодня предстояла внеочередная встреча с полковником Кашириным, он срочно его вызывал к девяти часам вечера, очевидно, было что-то новое.

«Если посвятить полковника во все то, что удалось узнать нового, мало изложить факты, надо их обобщить и прийти к каким-то логическим выводам, — думал Никитин. — Ну хорошо, факт первый — история с томиком Марка Твена; зачем Гуляев брал книгу домой?

В том случае, если надпись в книге носила прогрессивный характер и могла служить документом, компрометирующим капитана Бартлета как активного деятеля американской прогрессивной партии, фотокопия с этой надписи для «комиссии по расследованию антиамериканской деятельности» могла быть просто находкой. Агент мог сделать микрокопию и переправить ее в Америку.

Этот вопрос можно решить так: надо прочесть надпись Бартлета на книге, и если она действительно могла быть полезной агенту, тогда этот вопрос можно считать решенным», — мысленно подытожил Никитин и задумался над биографией Гуляева.

Казалось, все было просто и ясно, биография была написана подробно, точно сходилась с анкетными данными и частью со справкой Всесвятского сельсовета. Но если Гуляев действительно знает английский язык, то как это вяжется с тем, что он кончил всего четыре класса начальной приходской школы и прожил почти всю жизнь в деревне за сотню километров от железной дороги.

Вывода могло быть только два: или биография Гуляева неверна и этот Гуляев — не всесвятский Гуляев, а кто-то другой, воспользовавшийся документами всесвятского Гуляева. Или биография Гуляева верна, Сергей Иванович является подлинным Гуляевым, но тогда он не может знать английского языка и, следовательно, вся гипотеза, построенная на черте, сделанной ногтем в статье «Дейли Экспресс», рушится, как построенная на песке.

Гипотеза могла привести к решению задачи и могла увести далеко в сторону. Поэтому, решив пока ничего не говорить Каширину, Никитин вышел из управления ОСУ и направился к Шаброву домой.

Полковника дома не оказалось, он сегодня был на докладе в Москве. Мария Сергеевна искренне обрадовалась Никитину, их связывала старая фронтовая дружба: она служила медсестрой в полевом госпитале, где Ксения, жена Степана, была главврачом. В беседе Мария Сергеевна и Никитин за чашкой чая с клубничным вареньем разговорились о том, кто, где и как закончил войну. Вспомнили и встречу на Эльбе двух армий — советской и американской, и Мария принесла заветную книжку Твена — память об этой встрече. Сама она в это время была здесь, в этом маленьком городе, с радостью и надеждой ожидая рождения ребенка.

Томик Марка Твена, в хорошем издании частного издательства Мэтью Конрада, был переплетен в темно-синюю кожу с золотым тиснением. Видно было, что этот томик в суровые дни войны был любимым советчиком и другом Бартлета.

На форзаце в начале книжки очень мелким, но четким почерком было написано:

«Эльба 6 мая 1945 года

Мой дорогой русский друг!

Великий американец Твен писал: “Некоторые утверждают, что между человеком и ослом нет разницы; это несправедливо по